Эссе: Взаимоотношения администрации муниципального образования с религиозными организациями

Дополнение принципа равенства религиозных объединений практикой их правовой градации. Действующее федеральное законодательство о свободе совести и о религиозных объединениях такой практики не знает и не допускает, ограничиваясь предельно общим утверждением: 'Религиозные объединения отделены от государства и равны перед законом'. Сама эта позиция как универсальная максима, конечно, никакому пересмотру не подлежит. Но будем честны друг с другом: в современных российских обстоятельствах тезис о полном и безоговорочном равенстве слишком легко превращается в лукавство, а затем и в лицемерие. Просто в силу колоссальных объективных различий между теми субъектами, к которым его предлагается применять. Различий чисто количественных: как ни считай что православных, что мусульман, их в России в любом случае окажется на порядки больше, чем представителей всех иных конфессий. И различий качественных: как минимум тех, что обусловлены наличием или отсутствием опыта выживания в жерновах воинствующего безбожия, терзавших страну и народ в ХХ веке.

Есть, правда, еще фрагмент преамбулы к Федеральному закону № 125-ФЗ от 26 сентября 1997 г. 'О свободе совести и о религиозных объединениях', уже ставший притчей во языцех по причине своей исключительной невнятности и двусмысленности. 'Федеральное Собрание Российской Федерации, …признавая особую роль православия в истории России, в становлении и развитии ее духовности и культуры, уважая христианство, ислам, буддизм, иудаизм и другие религии, составляющие неотъемлемую часть исторического наследия народов России, …принимает настоящий Федеральный закон'. По своей природе этот отрывок, к счастью, не имеет никакого самостоятельного нормативного значения – но путаницу в общественном сознании тем не менее производит немалую. Как можно говорить отдельно о православии, а отдельно – о христианстве, причем о христианстве вообще, игнорируя все его внутренние подразделения и деноминации? Что такое 'другие религии', сколько их и как понять, которые из них являются 'неотъемлемой частью исторического наследия', а которые – по логике текста – 'отъемлемой'? И кто готов взять на себя ответственность и отделить чистых от нечистых? В чем выражается 'уважение' – и неужели не упомянутые в законе религии даже уважения не заслуживают? Дальнейшие комментарии излишни.

Правовая градация религиозных объединений, безусловно, необходима. Потому что право – не прокрустово ложе, калечащее под себя социальную ткань, а соразмерный ей гибкий терапевтический каркас. Причем каркас этот должен, с одной стороны, обеспечить адекватное, нестесненное место в обществе большим и сильным; с другой стороны, защитить малых и слабых от давления со стороны больших и сильных, от их претензий на безоговорочное доминирование. Прибегнем к простой метафоре: глупо поместить в одно пространство слона и ежа, выделить им одинаковый рацион, предложить воспользоваться всеми благами формального равенства – и надеяться, что на последствия такого 'равноправного' сосуществования можно будет не обращать внимания. Их все равно придется разгребать. Чем мы, собственно, уже вынуждены заниматься.

Важно понимать, что сама по себе правовая градация не означает (и ни в коем случае не должна толковаться в таком ключе) чьего бы то ни было поражения в правах. Точно так же, как общий конституционный принцип равенства перед законом не препятствует законодательному выделению и наделению специальными статусами особых категорий граждан (например, несовершеннолетних, лиц с ограниченными возможностями, многодетных, ветеранов, героев, судей, судимых… и даже депутатов). Предлагаемый нами способ правовой градации религиозных объединений предполагает дифференциацию не их самих и не степени свободы их социальной деятельности, а возможностей нейтрального взаимодействия с ними государственных и муниципальных органов власти – и только. Объектом дифференцирующего правового регулирования должны стать власти, а не конфессии.

Количественный критерий правовой градации религиозных объединений. Однако какими должны быть критерии правовой градации религиозных объединений? В мировой практике встречаются разные подходы; но какой будет адекватен российским реалиям? Задача настолько важна, что ограничений для свободы правового творчества здесь нет. Мы не обязаны копировать ни один из доступных образцов; мы должны найти решение, отвечающее действительным интересам российского общества – причем как религиозной, так и секулярной его части.

Именно поэтому нам явно не подойдет ни один вариант, предполагающий прямое перечисление в законе закрытого списка 'традиционных', 'укоренившихся', 'особо уважаемых' и т.п. конфессий. Такое возможно только в странах, где подобный перечень является самоочевидным и не вызывает никаких вопросов. У нас не так. Рискнет ли кто-то назвать нетрадиционной религией старообрядчество, во всех его многочисленных разновидностях? А как отнестись, например, к хлыстам, скопцам и дыромоляям, если таковые вдруг объявятся – и, между прочим, более чем убедительно докажут свою 'традиционность', и начнут на этом основании претендовать на допуск в образовательные учреждения? Как быть с язычниками-'родноверами', именно что традиционностью своей претендующими переплюнуть все русское православие? Должна ли в России считаться 'традиционной', скажем, Армянская апостольская церковь, одна из древнейших в мире? Католики, протестанты, даосы, сикхи… есть множество конфессий, история которых насчитывает века и даже тысячелетия, и любая попытка применить к ним какое-то искусственно измышленное 'мерило традиционности' обернется издевательством над здравым смыслом. Да достаточно вспомнить один только вопрос о соотношении 'традиционного' и 'нетрадиционного' ислама, являющийся причиной не только острейших споров, но и жестокого насилия, чтобы понять – этот путь для нас закрыт. На нем заведомо невозможно исключить произвол, передергивания и подтасовки (причем как со стороны властей, так и со стороны религиозных групп) – а значит, это нечестный путь.

Критерий правовой градации религиозных объединений обязан быть предельно объективным – таким, чтобы к методам его установления и применения невозможно было бы предъявить никаких разумных претензий (неразумные будут в любом случае). Это значит, что он может быть только количественным. Любое религиозное объединение, достигшее некоего порога численности, должно автоматически рассматриваться органами государственной и муниципальной власти как социальный партнер – просто потому, что граждане России именно так обозначили свою идентичность и теперь вправе ожидать и требовать от избранной ими власти ее учета. Но как узнать, в достоверных и сопоставимых данных, подлинную численность российских религиозных объединений? Вопрос нетривиальный, особенно с учетом того рамочного условия, что государство не вправе никого принуждать к обозначению своей религиозной (равно как и нерелигиозной) идентичности – принцип добровольности тут неоспорим и непреложен. Ни о какой принудительной переписи верующих речи быть не может – любое подобное предприятие было бы оскорбительным для миллионов граждан России (причем не только для верующих) и гарантированно вызвало бы бурное сопротивление. Мы предлагаем иное решение этой проблемы – причем такое, что его ожидаемый позитивный эффект способен выйти далеко за пределы изначально поставленного вопроса.

'Добрый налог'. Все физические лица, являющиеся налоговыми резидентами Российской Федерации либо получающие доходы от источников в Российской Федерации, уплачивают подоходный налог (НДФЛ), причем в подавляющем большинстве случаев – по единой ставке, равной 13% от налогооблагаемого дохода. Это дает нам хорошую отправную точку для всей конструкции. Согласно действующему законодательству и многочисленным разъяснениям Конституционного Суда, любой налог по своей природе является безусловным требованием государства, и налогоплательщик не вправе распоряжаться по своему усмотрению той частью имущества, которая в виде определенной денежной суммы подлежит взносу в казну. Но отсюда совершенно не следует, будто государству кто-то запрещает поинтересоваться у налогоплательщика, как именно он желал бы распорядиться определенной долей своего платежа – и обязаться исполнить волю гражданина. Поступает же оно так с пенсионными платежами, предлагая направить их в какой-либо из негосударственных пенсионных фондов по личному выбору? Ведь именно налогоплательщики содержат государство, и именно их мнением государство должно руководствоваться в своей деятельности. Да, в России смысловая связка 'налогоплательщик-гражданин' (лежащая в фундаменте всех стабильных демократий) очень слаба. Но это значит только то, что ее нужно постепенно усиливать. Например, предлагаемым здесь способом.

Та доля подоходного налога, о которой идет речь, может быть совсем малой – например, для ровного счета, составлять от 1/13 до 1/130 годичного платежа (справочно: даже при таких нормативах обсуждаемая сумма в масштабах страны в 2012 г. составила бы от 174 до 17,4 млрд руб соответственно, то есть все равно оказалась бы существенной). Пусть государство предложит гражданам свободно и самостоятельно выбрать в своем регионе конкретного получателя этих средств – религиозную организацию, благотворительный фонд, социально ориентированную НКО – и исполнит их поручение. И пусть процент тех граждан, которые собственным рублем (точнее, всего лишь копейкой) поддержат ту или иную религиозную организацию, и станет единственным критерием – понятным, неоспоримым, легко проверяемым – предоставления или непредоставления той или иной религиозной организации статуса социального партнера в том или ином субъекте Российской Федерации (расчетной единицей тут должен быть именно субъект, поскольку НДФЛ поступает в региональные и муниципальные бюджеты, делясь между ними в пропорции 60/40). Пусть не будут забыты и граждане, не являющиеся плательщиками НДФЛ (пенсионеры, домохозяйки, безработные) – количество тех из них, кто в частном порядке сделал добровольный взнос на нужды религиозной организации и представил в налоговые органы соответствующее документальное подтверждение, можно просто прибавлять к количеству плательщиков 'доброго налога'. Пусть пороговый процент опять же будет предельно низким – например, 1% от численности зарегистрированных налогоплательщиков региона. Пусть и статус социального партнера на федеральном уровне присваивается всякой централизованной религиозной организации, получившей его хотя бы только в десяти – да даже в пяти! – субъектах, пусть и этот порог окажется символическим… Но пусть все это будет. Потому что столь простой механизм сыграет гигантскую роль в преодолении той обоюдной невидимости конфессий и государства, о которой уже говорилось. Невидимости, которая позволяет плодить бессознательные заблуждения и сознательную ложь, отравляющие религиозно-государственные отношения и дезориентирующие общество.

NB! Мы также предусматриваем альтернативные способы получения статуса социального партнера, обеспечивающие максимальный учет российского многообразия и местной специфики. Во-первых, религиозные организации, по номинальной и фактической сути своей неразрывно связанные с пользующимся специальной правовой защитой коренными малочисленными народами, должны получать его автоматически – тут религия, культура и этничность настолько тесно слиты, что искусственно разрывать их было бы несправедливо. Во-вторых, статус социального партнера может быть предоставлен религиозной организации на территории одного или нескольких муниципальных образований – по результатам муниципального референдума, инициированного самими гражданами. Такое совершенно необходимо, например, в случае Агинского Бурятского округа – бывшего субъекта Федерации, а ныне 'административно-территориальной единицы с особым статусом' в составе Забайкальского края. Большинство населения этой небольшой земли, имеющей свою уникальную историческую судьбу, составляют буддисты; но на уровне Забайкальского края в целом применение стандартного механизма, скорее всего, оставило бы их незамеченными. Значит, для более тонкой настройки нужна резервная оптика – но именно резервная, не подменяющая собой основную.