Реферат: Исторические взгляды Толстого

ИСТОРИЧЕСКИЕ ВЗГЛЯДЫ ТОЛСТОГО

В романе “Война и мир” Л. Н. Толстой предстает перед читате­лем не только как самобытный гениальный писатель, стилист и ху­дожник. Важное место в сюжете занимают его оригинальные исто­рические взгляды и идеи. Писатель, который в России всегда боль­ше, чем писатель, создает собственную философию истории: цель­ную систему взглядов на пути, причины и цели общественного развития. Изложению их посвящены сотни страниц книги. Более того, вторая часть эпилога, завершающая роман, представляет собой историко-философский трактат, мировоззренческий итог многолетних поисков и размышлений автора на заданную тему.

“Война и мир” — не просто роман исторический, но также роман об Истории. Она — действует, и ее действия имеют непосред­ственное влияние на судьбы всех без исключения героев. Она — не фон или атрибут сюжета. История — то главное, что определяет плавность или стремительность его движения.

Вспомним заключительную фразу романа: “...в настоящее время... необходимо отказаться от сознаваемой свободы и признать не ощущаемую нами зависимость”, — и здесь Толстой ставит точ­ку.

Образ широкой, полноводной, могучей реки — вот что возника­ет в молчании и пустоте. Эта река берет свое начало там, где начи­нается человечество, и течет туда, где оно умирает. Толстой отказы­вает всякой личности в свободе. Всякое существование — есть су­ществование по необходимости. Всякое историческое событие — есть результат бессознательного, “роевого” действия природных исторических сил. Человеку отказано в роли субъекта общественного движения. “Предмет истории — есть жизнь народов и человечест­ва”, — пишет Толстой, отводя ей, истории, место действующего субъекта и персонажа. Ее законы — объективны и независимы от воли и поступков людей. Толстой считает: “Если существует один свободный поступок человека, то не существует ни одного истори­ческого закона и никакого представления об исторических событи­ях”.

Личность может мало. Мудрость Кутузова, как и мудрость Пла­тона Каратаева, состоит в бессознательной покорности влекущей их жизненной стихии. История, по мнению писателя, действует в мире как естественная природная сила. Ее законы, подобно зако­нам физическим или химическим, существуют независимо от жела­ний, воль и сознании тысяч и миллионов людей. Именно поэтому, считает Толстой, невозможно объяснить что-либо истории, исходя из этих желаний и воль. Всякий общественный катаклизм, всякое историческое событие есть результат действия безличного недухов­ного персонажа, чем-то, впрочем, напоминающего щедринское “Оно” из “Истории одного города”.

Вот как Толстой оценивает роль личности в истории: “Истори­ческая личность — суть ярлык, который история вешает на то или иное событие”. И логика этих рассуждений такова, что в конечном счете из истории исчезает не только понятие свободы воли, но и Бог в качестве нравственного ее начала. На страницах романа она вы­ступает как абсолютная, безличная, равнодушная сила, смалываю­щая в порошок человеческие жизни. Всякая личная активность не результативна и драматична. Словно в древней пословице о судьбе, которая влечет покорных, а непокорных тащит, она распоряжается человеческим миром. Вот что происходит с человеком, по мнению писателя: “Человек сознательно живет для себя, но служит бессо­знательным орудием для достижения исторических общечеловечес­ких целей”. Поэтому в истории неизбежен фатализм при объясне­нии “нелогичных”, “неразумных” явлений. Чем больше мы, по мнению Толстого, стараемся разумно объяснить эти явления в исто­рии, тем они становятся для нас неразумнее и непонятнее.

Человек должен познать законы исторического развития, но в силу немощности разума и неверного, а точнее, по мысли писателя, ненаучного подхода к истории осознание этих законов еще не при­шло, но обязательно должно прийти. В этом состоит своеобразный философский и исторический оптимизм писателя. Для этого необ­ходимо изменить точку зрения, “отказаться от сознания неподвиж­ности в пространстве и признать неощущаемое нами движение”, отказаться от концепции свободно действующей в истории личности, не узнав абсолютную и жесткую необходимость исторических закономерностей.